– Гром-Сердца?

– Да, это она меня воспитала.

Волк на мгновение затих, затем снова заговорил, еще более скрипуче:

– Она ушла, покинула меня… не знаю почему.

– Так звали медведицу – Гром-Сердце, правда? Медведицу-гризли.

Фаолан отвел взгляд от огня и кивнул. Имя кормилицы, произнесенное совой вслух, чрезвычайно его тронуло. До этого мгновения он никогда не слышал его из чужих уст.

Волк положил морду на лапы, по-прежнему не выпуская из них кость, и посмотрел на Гвиннет.

– Она ушла. Там был ее череп. А у меня теперь осталось… только это, – и он, как бы в подтверждение своих слов, лизнул кость. – Она прижимала меня лапами к себе, когда я сосал молоко. Я слышал, как громко бьется ее сердце.

– И ты прозвал ее Гром-Сердце, – тихо подытожила Гвиннет.

– Да. А твой отец тоже покинул тебя? И вторая мать? – Фаолан с любопытством вскинул голову.

– Мой отец погиб на войне. А мою вторую мать убили.

– Убили?

– Просто так, без причины. Даже не ради добычи.

– Но она не покидала тебя. И отец не покидал тебя. И первая мать.

– Мне кажется, твоя первая мать тоже не покидала тебя. Как и Гром-Сердце.

– Но моя первая мать действительно покинула меня, – упрямо возразил Фаолан. – Тогда-то меня и нашла Гром-Сердце. Если бы не медведица…

– Тебя отобрали у первой матери, – перебила его Гвиннет.

– Отобрали? – Фаолан даже вскочил от неожиданности. Шерсть на загривке у него стала дыбом.

– Знаешь, кузнечному ремеслу я обучалась у своей второй матери. Но мой отец, Гвиндор, многое рассказывал о волках.

– Расскажи! Расскажи мне о волках! Расскажи, почему меня отобрали, – торопливо умолял Фаолан. Голос его стал еще грубее, но сияющие зеленые глаза по-прежнему были словно прикованы к кости Гром-Сердца.

И Гвиннет рассказала ему про обею, обязанную, согласно древнему обычаю, удалять из стаи всех малькадов – бросать уродливых щенков на верную гибель. А мать и отца малькада в этом случае исключали из стаи.

Небо становилось все темнее, огонь – все ярче. Фаолан тихо лежал и слушал объяснения сипухи. В какой-то момент он принялся понемногу глодать кость Гром-Сердца, и в паузах между фразами Гвиннет то и дело слышала скрежет его зубов.

– Но если волчонок выживает, его могут принять в стаю в качестве глодателя.

– Глодателя? А это кто такой?

Прежде чем ответить, Гвиннет окинула взором кость, на которой Фаолан уже выгрыз какие-то линии.

– Это тот, кем суждено стать тебе. Только твое мастерство уже развито не по годам. Оно превосходит все, что я видела даже в друмлине Хаймиша, фенго Стражи.

Последние ее слова показались волку странно знакомыми, как будто он уже слышал их раньше. Нет, не слышал – видел! Фаолан вспомнил рисунки на стенах пещеры: пять вулканов и холмы из костей – друмлины, – на которых сидели волки. У него вдруг возникло ощущение, что он не просто видел их, а когда-то, давным-давно, сам был одним из этих волков.

– Значит, если я вернусь, то стану глодателем?

Гвиннет ничего не сказала в ответ, только молча кивнула. До сих пор у других птиц или зверей Фаолану не приходилось видеть таких отчетливых и понятных движений.

– Но это нелегко, – добавила она.

– Ты же сказала, у меня хорошо получается.

– Тем труднее будет.

– Не понимаю.

– Когда глодатели возвращаются в стаю, к ним относятся очень грубо. Молодые волки им завидуют. Нужно будет показать, на что ты способен.

– Но разве я уже не доказал, что достаточно способен, раз выжил, когда меня оставили на верную смерть? – воскликнул Фаолан и почти по-медвежьи пробурчал что-то нечленораздельное. В самом деле, это было древнее медвежье ругательство, с помощью которого выплескивала гнев Гром-Сердце, – «урскадамус», проклятье бешеного медведя.

Немного помолчав, он заговорил уже спокойным голосом:

– Значит, моя первая мать не покидала меня. Меня у нее просто отобрали. А как же вторая, Гром-Сердце?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Гром-Сердце нарочно ушла от тебя? – удивленно моргнула Гвиннет.

– Но ведь у медведей нет обычая отбирать детенышей.

Вопрос волка застал Гвиннет врасплох. Конечно, никому в здравом уме даже мысли не придет отобрать что-либо у гризли.

– Она не уходила от тебя, Фаолан. И вообще перестань так думать.

– Тогда почему она ушла?

Уши волка напряглись, шерсть на загривке снова встала дыбом. Его охватила дрожь от ужасного подозрения: а вдруг его никогда не любили? Раньше он отбрасывал эту мысль, но теперь она все-таки прорвалась, и пустота где-то внутри, все время сопровождавшая Фаолана, разрослась до неимоверных размеров, грозя поглотить его целиком.

Яркие языки пламени прорезали ночную темноту, освещая все вокруг оранжевыми сполохами, но и они не могли противостоять этой сгущавшейся в душе волка пустоте. Даже сам воздух, казалось, стал темнее и вязче.

– Может быть, она отправилась искать тебя. А вдруг она подумала, что ты заблудился?

Ужасный страх мгновенно перерос в ужасный стыд, и, не зная, куда от него деться, Фаолан оттянул губы, так что обнажились клыки. Все встало на свои места, все прояснилось – но лучше ему от этого не стало.

В зимней берлоге волку было скучно. Он не мог поверить, что Гром-Сердце способна так долго спать. От вида медведицы ему становилось не по себе и страстно хотелось как можно больше времени проводить снаружи – бегать, охотиться, исследовать местность; ему очень нравилось прыгать через сугробы. А ее сердце билось все медленнее и медленнее, не в таком ритме, как раньше, а тише и глуше. Между его ударами Фаолан мог встать, два раза обернуться вокруг себя и снова прижаться к медведице. А порой она просыпалась, окидывала пещеру мутным взором и снова засыпала. Что, если Гром-Сердце однажды проснулась, а его в берлоге не было? Спросонья ей могло показаться, что с ним случилась какая-то беда, и она отправилась на поиски.

Но под светом огня ужас пустоты и одиночества постепенно отступал, язычки пламени замигали веселее.

– Да, ты права. Она отправилась искать меня, потому что я ушел. Мне было скучно в берлоге. Наверное, она забыла, что сама посоветовала мне не сидеть все время рядом с ней, а выходить на охоту.

– Все медведи впадают в спячку и не сразу приходят в себя, проснувшись…

– Да, и она знала, что я не медведь. Но… – он запнулся.

– Но что, Фаолан? – нетерпеливо спросила Гвиннет.

– Но тогда кто я?

– Ты волк.

– Про́клятый волк.